|
[Alpha]
|
parallel languages reading service available in mobile learn English, while reading favorite books 1500 books in our base at the moment all texts are presented for educational purposes (learning foreign languages) |
full version |
|
 give us a feedback!
|
| The Servant Problem by William Tenn | Уильям Тенн |
| This was the day of complete control… | Проблема служения Был день установления Полного Контроля… |
| Garomma, the Servant of All, the World’s Drudge, the Slavey of Civilization, placed delicately scented finger-tips to his face, closed his eyes and allowed himself to luxuriate in the sensation of ultimate power, absolute power, power such as no human being had ever dared to dream of before this day. | Гаромма, Слуга для Всех, Чернорабочий Цивилизации, Прислуга за Все, осторожно приложил надушенные кончики пальцев к лицу, закрыл глаза и позволил себе окунуться в роскошное ощущение абсолютной власти, безграничной власти, власти такой, о которой до сих пор не мечтал ни один человек. |
| Complete control. Complete… | Полный Контроль! Полный… |
| Except for one man. One single ambitious maverick of a man. One very useful man. Should he be strangled at his desk this afternoon, that was the question, or should he be allowed a few more days, a few more weeks, of heavily supervised usefulness? His treason, his plots, were unquestionably coming to a head. Well, Garomma would decide that later. At leisure. Meanwhile, in all other respects, with everyone else, there was control. Control not only of men’s minds but of their glands as well. And those of their children. | За исключением одного человека. Одного-единственного отщепенца рода человеческого. Одного, правда, очень полезного, человека. Вопрос заключался только в том, задушить ли его сегодня, после обеда, прямо за письменным столом, или дать возможность пожить еще несколько дней или недель под бдительным наблюдением, дабы исчерпать до конца его полезность. Его измена, его интриги, несомненно, выдадут его с головой. Ну что ж, Гаромма примет решение несколько позже, на досуге. А пока что, во всех других отношениях, для абсолютно всех остальных — полный контроль. Не только над умами, но и над деятельностью желез. Всех людей, даже их детей. И, если верны оценки Моддо, то и их внуков. |
| And, if Moddo’s estimates were correct, of their children’s children. “Yea,” Garomma muttered to himself, suddenly remembering a fragment of the oral text his peasant father had taught him years ago, “yea, unto the seventh generation.” What ancient book. burned in some long ago educational fire, had that text come from?, he wondered. His father would not be able to tell him, nor would any of his father’s friends and neighbors; they had all been wiped out after the Sixth District Peasant Uprising thirty years ago. | — Вот так, — едва слышно прошептал Гаромма, неожиданно вспомнив отрывок из устно передававшегося текста книги, которому учил его отец-крестьянин много лет тому назад. — Вот так, вплоть до седьмого колена… — Из какой древней книги, сожженной на давнем-предавнем педагогическом костре, взята эта цитата? Гаромма задумался. У отца спросить невозможно, у его друзей и соседей — тоже. Все они были уничтожены во время подавления крестьянского бунта в шестом округе тридцать лет назад. |
| An uprising of a type that could never possibly occur again. Not with complete control. | Тридцать лет назад… |
| Someone touched his knee gently, and his mind ceased its aimless foraging. Moddo, the Servant of Education, seated below him in the depths of the vehicle, gestured obsequiously at the transparent, missile-proof cupola that surrounded his leader down to the waist. | После установления Полного Контроля такое восстание никогда уже не сможет вспыхнуть. Кто-то тихонько прикоснулся к его колену, и поток воспоминаний прервался. Моддо. Слуга Просвещения, сидящий в самом низу машины, сделал подобострастный жест в сторону прозрачного, ракетоподобного купола, который окружал до пояса тело его вождя. |
| “The people,” he stated in his peculiar half-stammer. “There. Outside.” Yes. They were rolling through the gates of the Hovel of Service and into the city proper. On both sides of the street and far into the furthest distance were shrieking crowds as black and dense and exuberant as ants on a piece of gray earthworm. Garomma, the Servant of All, could not be too obviously busy with his own thoughts; he was about to be viewed by those he served so mightily. He crossed his arms upon his chest and bowed to right and left in the little dome that rose like a tower from the squat black conveyance. Bow right, bow left, and do it humbly. Right, left—and humbly, humbly. Remember, you are the Servant of All. As the shrieks rose in volume, he caught a glimpse of Moddo nodding approval from beneath. Good old Moddo. This was his day of triumph as well. The achievement of complete control was most thoroughly and peculiarly the achievement of the Servant of Education. Yet Moddo sat in heavy-shadowed anonymity behind the driver with Garomma’s personal bodyguards; sat and tasted his triumph only with his leader’s tongue—as he had for more than twenty-five years now. | — Наряд, — произнес он, по обыкновению запинаясь, — там. Снаружи. — Да. Люди лились сплошным потоком через ворота Лачуги Служения, заполняя тротуары. По обеим сторонам улицы, куда ни кинь взгляд, располагались пронзительные кричащие толпы, черные, плотные, бурливые, как муравьи. Гаромма, Слуга для Всех, не имел права так долго предаваться собственным мыслям. Нужно было, чтобы его могли лицезреть те, кому он столь преданно служил. Он скрестил руки на груди и начал раскланиваться внутри небольшого купола, возвышавшегося башенкой над приземистой черной платформой. Поклон направо, поклон налево, и обязательно смиренно, даже униженно, не забывая о том, что он — Слуга для Всех. Приветственный визг толпы усилился. Гаромма заметил краем глаза, как Моддо одобрительно кивнул. Добрый старина Моддо. Это, в какой-то мере, день и его триумфа. Установление полного контроля — личное достижение Слуги Просвещения. Однако он оставался в густой тени безызвестности за спиной Гароммы и вкушал свой триумф только сквозь призму ощущений вождя — так же, как и все предшествующие 25 лет. |
| Fortunately for Moddo, such a taste was rich enough for his sytem. Unfortunately, there were others—one other at least—who required more… Garomma bowed to right and left and, as he bowed, looked curiously through the streaming webs of black-uniformed motorcycle police that surrounded his car. He’ looked at the people of Capital City, his people, his as everything and everyone on Earth was his. Jamming madly together on the sidewalks, they threw their arms wide as his car came abreast of them. | К счастью, Моддо этих ощущений было предостаточно для нервной системы. Но, к несчастью, существовали и другие, один — точно, кому нужно было больше. Гаромма кланялся, с любопытством рассматривая сквозь струящуюся паутину окружающих его полицейских-мотоциклистов жителей Столицы, свой народ, принадлежащий ему точно так же, как и все и вся по всей Земле. Яростно давясь на тротуарах, его люди вскидывали руки над головой, как только автомобиль Гароммы подъезжал к ним. |
| “Serve us, Garomma,” they chanted. “Serve us! Serve us!” | — Служи нам! — скандировали они. — Служи нам! Служи нам! |
| He observed their contorted faces, the foam that appeared at the mouth-corners of many, the half-shut eyes and ecstatic expressions, the swaying men, the writhing women, the occasional individual who collapsed in an unnoticed climax of happiness. And he bowed. With his arms crossed upon his chest, he bowed. Right and left. Humbly. | Он всматривался в искаженные лица, смотрел на пену, появляющуюся у многих в углах рта, на полузакрытые в экстазе глаза, на раскачивающихся мужчин, корчащихся женщин, на отдельных зрителей, которые от счастья падали в обморок. И продолжал кланяться со скрещенными на груди руками, покорно и униженно. |
| Last week, when Moddo had requested his views on problems of ceremony and protocol relative to today’s parade, the Servant of Education had commented smugly on the unusually high incidence of mob hysteria expected when his chief’s face was seen. And Garomma had voiced a curiosity he’d been feeling for a long time. | На прошлой неделе Моддо испросил у него мнения в отношении церемонии и внешнего оформления сегодняшнего праздничного шествия и невзначай упомянул о чрезвычайно высоком уровне массовой истерии, когда вождь показывался на людях. И тогда Гаромма выразил вслух то любопытство, которое он испытывал в течение длительного времени. |
| “What goes on in their minds when they see me, Moddo? I know they worship and get exhilarated and all that. But what precisely do you fellows call the emotion when you talk about it in the labs and places such as the Education Center?” The tall man slid his hand across his forehead in the gesture that long years had made thoroughly familiar to Garomma. | — Что происходит у них в мозгу, когда они видят меня? Я знаю, что они приходят в состояние счастливого экстаза и все такое. Но каким точным термином вы, ребята, называете это в своих лабораториях и таких местах, как Центр Управления? Моддо провел ладонью по лбу знакомым, привычным для Гароммы жестом. |
| “They are experiencing a trigger release,” he said slowly, staring over Garomma’s shoulder as if he were working out the answer from the electronically pinpointed world map on the back wall. “All the tensions these people accumulate in their daily round of niggling little prohibitions and steady coercions, all the frustrations of `don’t do this and don’t do this, do that’ have been organized by the Service of Education to be released explosively the moment they see your picture or hear your voice.” | — Они испытывают взрывное облегчение, — ответил он не торопясь, глядя через плечо вождя, будто читал ответ на расположенном на дальней стене телеэкране, воспроизводящем карту земного шара. — Вся напряженность, которая накапливается в них при будничной суете, сопряженной с самыми разными пустяковыми запретами, все разочарование, которое охватывает их при исполнении предписаний Службы Воспитания не делать то и не делать это, высвобождается как бы взрывом в то мгновение, когда они видят ваше изображение или слышат ваш голос. |
| “Trigger release. Hm! I’ve never thought of it quite that way.” | — Взрывное облегчение? Я никогда не думал, что это происходит именно так. |
| Moddo held up a hand in rigid earnestness. “After all, you’re the one man whose life is supposedly spent in an abject obedience beyond anything they’ve ever known. The man who holds the—the intricate strands of the world’s coordination in his patient, unwearying fingers; the ultimate and hardest-worked employee; the—the scapegoat of the multitudes!” | — Ведь вы, — с энтузиазмом продолжал Моддо, — единственный человек, который всю свою жизнь без остатка, как они думают, растрачивает на самое жалкое повиновение, совершенно непостижимое для них. Человек, который держит все перепутанные нити координации в мировом масштабе в своих, не знающих устали послушных пальцах. Человек, который является символом самого беззаветного и многотрудного служения. Человек, являющийся… как бы козлом отпущения народных масс! |
| Garomma had grinned at Moddo’s scholarly eloquence. Now, however, as he observed his screaming folk from under submissive eyelids, he decided that the Servant of Education had been completely right. On the Great Seal of the World State was it not written: “All Men Must Serve Somebody, But Only Garomma Is the Servant of All”? Without him, they knew, and knew irrevocably, oceans would break through dikes and flood the land, infections would appear in men’s bodies and grow rapidly into pestilences that could decimate whole districts, essential services would break down so that an entire city could die of thirst in a week, and local officials would oppress the people and engage in lunatic wars of massacre with each other. Without him, without Garomma working day and night to keep everything running smoothly, to keep the titanic forces of nature and civilization under control. They knew, because these things happened whenever “Garomma was tired of serving.” What were the unpleasant interludes of their lives to the implacable dreary—but, oh, so essential!—toil of his? Here, in this slight, serious-looking man bowing humbly right and left, right and left, was not only the divinity that made it possible for Man to exist comfortably on Earth, but also the crystallization of all the subraces that ever enabled an exploited people to feel that things could be worse, that relative to the societal muck beneath them, they were, in spite of their sufferings, as lords and monarchs in comparison. No wonder they stretched their arms frantically to him, the Servant of All, the World’s Drudge, the Slavey of Civilization, and screamed their triumphant demand with one breath, their fearful plea with the next: “Serve us, Garomma! Serve us, serve us, serve us!” Didn’t the docile sheep he had herded as a boy in the Sixth District mainland to the northwest, didn’t the sheep also feel that he was their servant as he led them, and drove them to better pastures and cooler streams, as he protected them from enemies and removed pebbles from their feet, all to the end that their smoking flesh, would taste better on his father’s table? But these so much; more useful herds of two-legged, well-brained sheep were as thoroughly domesticated. And on the simple principle they’d absorbed that government was the servant of the people and the highest power in the government was the most abysmal servant. His sheep. He smiled at them paternally, possessively, as his special vehicle rolled along the howling, face-filled mile between the Hovel of Service and the Educational, Center. His sheep. And these policemen on motorcycles, these policemen on foot whose arms were locked against; the straining crowds every step of the way, these were his sheepdogs. Another kind of domesticated animal. That’s all he had been, thirty-three years ago, when he’d landed on this island fresh from a rural Service of Security training school to take his first government job as a policeman in Capital City. A clumsy, over-excited sheepdog. One of the least important sheep-dogs of the previous regime’s Servant of All. But three years later, the peasant revolt in his own district had given him his chance. With his special knowledge of the issues involved as well as the identity of the real leaders, he’d been able to play an important role in crushing the rebellion. And then, his new and important place in the Service of Security had enabled him to meet promising youngsters in the other services — Moddo, particularly, the first and most useful human he had personally domesticated. | Тогда Гаромма только улыбнулся ученому краснобайству Моддо. Теперь же, наблюдая из-под прищуренных век за беснующимися толпами, он окончательно понял, что Слуга Просвещения был совершенно прав. Разве не было надписи на Великой Печати Мирового Государства: «Все люди обязаны служить Кому-нибудь, но только Гаромма является Слугой для Всех»? Без него, они это знали и знали бесповоротно, океаны прорвались бы сквозь дамбы и затопили низменности, поселившаяся в человеческих телах зараза взорвалась бы эпидемиями, которые в десятки раз сократили бы население округов, вышли бы из строя системы жизнеобеспечения, власти на местах угнетали бы простой народ и затеяли бы кровавую междоусобицу… Без него, без Гароммы, который день и ночь в поте лица своего трудится, чтобы все шло спокойно и гладко, чтобы удерживать под контролем титанические силы природы и цивилизации. Они знали это твердо ибо что-либо такое происходило только в тех случаях, когда Гаромма «уставал от Служения». И что значили их ничтожные жизненные неприятности в сравнении с мрачной безысходностью всей его, так всем необходимой жизни? В этом хрупком человеке, униженно раскланивающемся направо и налево, была не только та божественная сила, которая позволяла человеку безбедно существовать на Земле, но также и то, что он всем своим естеством вселял во всех обездоленных осознание, что все могло бы быть гораздо хуже, что по сравнению с ним, несмотря на все свои страдания и лишения, они являются если не богами, то, по крайней мере, королями. Поэтому-то и не было ничего удивительного в том, что они вскидывали руки навстречу ему, Слуге для Всех. Чернорабочему Цивилизации, Прислуге за Все и, торжествуя, выкрикивали в едином порыве свои исполненные страха мольбы: |
| With Moddo’s excellent administrative mind at his disposal, he had become an expert at the gracious art of political throat-cutting, so that when his superior made his bid for the highest office in the world, Garomma had been in the best possible position to sell him out and become the new Servant of Security. And from that point, with Moddo puffing along in his wake and working out the minutiae of strategy, it had been a matter of a few years before he had been able to celebrate his own successful bid in the sizzling wreckage of the preceding administration’s Hovel of Service. But the lesson he had taught the occupants of that blasted, projectile-ridden place he had determined never to forget himself. He couldn’t know how many Servants of Security before him had used their office to reach the mighty wooden stool of the Servant of All: after all, the history books, and all other books, were rewritten thoroughly at the beginning of every new regime; and the Oral Tradition, usually a good guide to the past if you could sift the facts out properly, was silent on this subject. It was obvious, however, that what he had done, another could do—that the Servant of Security was the logical, self-made heir to the Servant of All. | — Служи нам, Гаромма, служи нам, служи нам! А покорные овцы, которых он мальчишкой пас на северо-востоке шестого округа, разве они не считали его слугой, который перегоняет их на лучшие пастбища, к более прохладным родникам, защищает от врагов и убирает булыжники из-под копыт? А все для того, чтобы копченое мясо имело лучший вкус на столе отца… |