|
[Alpha]
|
parallel languages reading service available in mobile learn English, while reading favorite books 1500 books in our base at the moment all texts are presented for educational purposes (learning foreign languages) |
full version |
|
 give us a feedback!
|
| Bernard Cornwell | Бернард Корнуэлл |
| Sharpe’s Gold | Золото стрелка Шарпа |
| For a soldier I listed, to grow great in fame. And be shot at for sixpence a day.Charles Dibdin, 1745–1814 | С огромной благодарностью посвящаю эту книгу Эндрю Гарднеру Пошел я в солдаты, чтобы славу сыскать И пасть за шесть пенни в день.Чарльз Дибдин, 1745-1814 |
| CHAPTER 1 | Глава первая |
| The war was lost; not finished, but lost. Everyone knew it, from Generals of Division to the whores of Lisbon: that the British were trapped, trussed, ready for cooking, and all Europe waited for the master chef himself, Bonaparte, to cross the mountains and put his finishing touch to the roast. Then, to add insult to imminent defeat, it seemed that the small British army was not worthy of the great Bonaparte's attention. The war was lost. | Война была проиграна. Не закончена, но проиграна. Это понимали все – от генералов, командующих дивизиями, до лиссабонских шлюх. Англичане пойманы, ощипаны, выпотрошены, и теперь Европа ждет, когда шеф-повар Бонапарт переправится через горы, поглядит, все ли его поварята сделали как надо, и позволит зажарить дичь. Потом выяснилось, что маленькая британская армия не заслуживает даже крупицы внимания великого завоевателя – и это еще сильнее уязвляло гордость тех, кто ожидал неминуемого поражения. |
| Spain had fallen. The last Spanish armies had gone, butchered into the history books, and all that was left was the fortress harbour of Cadiz and the peasants who fought the guerrilla, the 'little war'. They fought with Spanish knives and British guns, with ambush and terror, till the French troops loathed and feared the Spanish people. But the little war was not the war, and that, everyone said, was lost. | Война была проиграна. Испания пала. Разбитые в пух и прах, остатки испанских армий сгинули без следа в исторических хрониках, от былого оплота католической веры осталось всего ничего – укрепленный Кадисский залив да вооруженные крестьяне, сражавшиеся по законам герильи – «малой войны». В дело у них шло все: испанские навахи и английские мушкеты, засады и террор – благодаря чему французские солдаты ненавидели и боялись всех испанцев. |
| Captain Richard Sharpe, once of His Majesty's 95th Rifles, now Captain of the Light Company of the South Essex Regiment, did not think that the war was lost, although, despite that, he was in a foul mood, morose and irritable. Rain had fallen since dawn and had turned the dust of the road's surface into slick, slippery mud and made his Rifleman's uniform clammy and uncomfortable. He marched in solitary silence, listening to his men chatter, and Lieutenant Robert Knowles and Sergeant Patrick Harper, who both would normally have sought his company, let him alone. Lieutenant Knowles had commented on Sharpe's mood, but the huge Irish Sergeant had shaken his head. | Но ведь любому известно: малая война – не война. А настоящая война была проиграна. Капитан Ричард Шарп, некогда рядовой 95-го стрелкового полка его величества, а ныне – командир роты легкой пехоты Южного Эссекского полка, вовсе не считал поражение неминуемым, но и он пребывал в дурном настроении. Да и как не хмуриться и не раздражаться по любому поводу, если дождь, выпавший на рассвете, превратил дорожную пыль в чавкающую, брызгающую из-под ног жижу, а привычный зеленый мундир – в мокрое, липкое, холодное тряпье? Шарп шагал, прислушиваясь к солдатской болтовне, но сам помалкивал, а лейтенант Роберт Ноулз и сержант Патрик Харпер, которые в иной ситуации охотно завели бы разговор с командиром, сейчас держались в сторонке. Лейтенант Ноулз попытался было выяснить, что гложет Шарпа и нельзя ли чем-нибудь ему помочь, однако рослый ирландец помотал головой. |
| 'There's no chance of cheering him up, sir. He likes being miserable, so he does, and the bastard will get over it. | – Его не развеселить, сэр, уж я-то знаю. Нашего ублюдка хлебом не корми, дай покукситься. Ну и пусть его, сэр. Само пройдет. |
| Knowles shrugged. He rather disapproved of a Sergeant calling a Captain a 'bastard', but there was no point in protesting. The Sergeant would look innocent and assure' Knowles that the Captain's parents had never married, which was true, and anyway Patrick Harper had fought beside Sharpe for years and had a friendship with the Captain that Knowles rather envied. It had taken Knowles months to understand the friendship, which was not, as many officers thought, based on the fact that Sharpe had once been a private soldier, marching and fighting in the ranks, and now, elevated to the glories of the officers' mess, still sought out the company of the lower ranks. 'Once a peasant, always a peasant, an officer had sneered, and Sharpe had heard, looked at the man, and Knowles had seen the fear come under the impact of those chilling, mocking eyes. Besides, Sharpe and Harper did not spend off-duty time together; the difference in rank made that impossible. But still, behind the formal relationship, Knowles saw the friendship. Both were big men, the Irishman hugely strong, and both confident in their abilities. Knowles could never imagine either out of uniform. It was as if they had been born to the job and it was on the battlefield, where most men thought nervously of their own survival, that Sharpe and Harper came together in an uncanny understanding. It was almost, Knowles thought, as if they were at home on a battlefield, and he envied them. | Ноулз пожал плечами. Ему совсем не нравилось, что сержант называет капитана ублюдком, но скажи он об этом – и Харпер прикинется невинной овечкой, будет уверять, что капитановы родители не были обвенчаны, а ведь это правда; и к тому же Харпер не один год провоевал рядом с Шарпом и заслужил его дружбу – чему Ноулз изрядно завидовал. Не один месяц понадобился лейтенанту, чтобы понять: ошибаются многие офицеры, считая, что в основе этой дружбы – прошлое Шарпа, служба рядовым, походы и бои в солдатском строю и все такое; неспроста, мол, он, вознесясь на армейский олимп, предпочитает, как встарь, общаться с нижними чинами. «Кто родился крестьянином, крестьянином и умрет», – с усмешкой сказал некий офицер, а Шарп услышал и оглянулся на него, и Ноулз заметил страх, вызванный этим холодным дерзким взором. Разница в званиях не позволяла Шарпу и Харперу вместе коротать досуг, но и за уставными отношениями Ноулзу было нетрудно разглядеть их дружбу. Оба были рослыми, а ирландец вдобавок силен как бык – и оба всегда держались очень уверенно. Ноулз никак не мог вообразить их без мундиров. Казалось, оба родились для битв и сражений, и на поле брани, где любой больше всего заботится о своем выживании – эти двое понимали друг друга с полуслова. Как будто поле битвы для них – дом родной, с завистью думал Ноулз. |
| He looked up at the sky, at the low clouds touching the hilltops either side of the road. 'Bloody weather. | Он взглянул на небо, на тучи, просевшие до холмов по сторонам дороги. |
| 'Back home, sir, we'd call this a fine day! Harper grinned at Knowles, the rain dripping off his shako, and then turned to look at the Company, who followed the fast-marching figure of Sharpe. They were straggling a little, slipping on the road, and Harper raised his voice. 'Come on, you Protestant scum! The war's not waiting for you! | – Ну и погодка, чтоб ее! – Эх, сэр, ей-же-ей, дома мы б такой денек назвали славным. С сержантского кивера капала дождевая влага. Харпер ухмыльнулся и окинул взглядом роту, едва поспевавшую за быстроногим Шарпом. На скользкой дороге она слегка растянулась, и Харперу пришлось крикнуть: |
| He grinned at them as he shouted, proud they had outmarched the rest of the Regiment, and happy that, at last, the South Essex was marching north to where the summer's battles would be fought. Patrick Harper had heard the rumours — everyone had — of the French armies and their new commander, but Patrick Harper did not intend to lose any sleep over the future even though the South Essex was pitifully under strength. Replacements had sailed from Portsmouth in March, but the convoy had been hit by a storm, arid, weeks later, rumours came of hundreds of bodies washed ashore on the southern Biscay beaches, and now the Regiment must fight with less than half its proper number. Harper did not mind. At Talavera the army had been outnumbered two to one, and tonight, in the town of Celorico, where the army was gathering, there would be women in the streets and wine in the shops. Life could be a lot worse for a lad from Donegal, and Patrick Harper began whistling. | – Эгей, протестантское отребье! Война вас дожидаться не будет! Он гордился, что рота легкой пехоты обогнала весь полк, и вдобавок радовался, что Южный Эссекский продвигается на север, навстречу неизбежным летним баталиям. Патрик Харпер всякого наслушался про французов и их нового командующего, однако не собирался терять сон, гадая, что ждет впереди Южный Эссекский – пусть даже полк почти обескровлен. В марте из Портсмута вышел конвой с пополнением, но угодил в шторм – ходили слухи о сотнях трупов, выброшенных на южные бискайские берега, – и теперь народу в Южном Эссекском меньше половины от списочного состава. И что с того? При Талавере француз вдвое превосходил числом, а сегодня вечером в Келорико, куда стекаются войска, найдутся женщины на улицах и вино в лавках. Стало быть, не так уж нынче тяжела жизнь у парня из Донегола – бывало и похуже. Подбодрив себя такими мыслями, Харпер стал насвистывать. |
| Sharpe heard the whistling and checked his impulse to snap at the Sergeant, recognizing it as pure irritation, but he was annoyed by Harper's customary equanimity. Sharpe did not believe the rumours of defeat, because, to a soldier, defeat was unthinkable. It was something that happened to the enemy. Yet Sharpe despised himself because, like a walking nightmare, the remorseless logic of numbers was haunting him. Defeat was in the air, whether he believed it or not, and as the thought came to him again he marched even faster, as if the aching pace could obliterate the pessimism. But at least, at long last, they were doing something. Since Talavera the Regiment had patrolled the bleak southern border between Spain and Portugal, and it had been a long, boring winter. The sun had risen and set, the Regiment had trained, they had watched the empty hills, and there had been too much leisure, too much softness. The officers had found a discarded French cavalryman's breastplate and used it as a shaving bowl, and to his disgust Sharpe had found himself taking the luxury of hot water in a bowl as a normal daily occurrence! And weddings. Twenty alone in the last three months, so that, miles behind, the other nine companies of the South Essex were leading a motley procession of women and children, wives and whores, like a travelling fairground. But now, at last, in an unseasonably wet summer, they were marching north, to where the French attack would come, and where the doubts and fears would be banished in action. | Шарп услышал этот свист и хотел было рявкнуть на сержанта, но в последний миг спохватился – нельзя срывать злость на подчиненных. Всегдашнее самообладание Харпера сейчас, однако, ощутимо действовало на нервы. Шарп и сам не верил в неминуемость поражения – для солдата поражение немыслимо, оно достается только врагу. И все же Шарп был собой недоволен – словно неотвязный кошмар, его изводила логика. У французов численное превосходство, а одной веры в победу все-таки маловато. Эта мысль заставила Шарпа прибавить шагу, как будто ходьба на пределе сил способна излечить от уныния. Как ни крути, у них наконец хоть какое-то дело. После Талаверы полк охранял южную испано-португальскую границу – боже, какая длинная, какая скучная зима! Снова и снова над убогими пустошами поднималось солнце, солдаты занимались боевой подготовкой и ходили дозорами по голым холмам – слишком спокойная, уютная, размягчающая жизнь. Офицеры нашли нагрудник французского кирасира и приспособили его вместо тазика для бритья, и как-то раз Шарп с отвращением обнаружил, что привык к маленькой роскоши – ежедневному ковшу горячей воды. А еще к свадьбам. Только за последние три месяца их справили два десятка, так что теперь в нескольких милях от последней из девяти рот Южного Эссекского плетется обоз с детьми, женами и шлюхами – ни дать ни взять бродячая ярмарка. Но все-таки этим необычно влажным летом они идут на север, туда, где неизбежно встретят французов, а в бою все сомнения и тревоги развеются в один миг. |
| The road reached a crest, revealing a shallow valley with a small village at its centre. There were cavalry in the village, presumably summoned north, like the South Essex, and as Sharpe saw the mass of horses, he let his irritation escape by spitting on the road. Bloody cavalry, with their airs and graces, their undisguised condescension to the infantry, but then he saw the uniforms of the dismounted riders and felt ashamed of his reaction. The men wore the blue of the King's German Legion, and Sharpe respected the Germans. They were fellow professionals, and Sharpe, above everything else, was a professional soldier. He had to be. He had no money to buy promotion, and his future lay only in his skill and experience. There was plenty of experience. He had been a soldier for seventeen of his thirty-three years, first as a Private, then a Sergeant, then the dizzy jump to officer's rank, and all the promotions had been earned on battlefields. He had fought in Flanders, in India, and now in the Peninsula, and he knew that should peace arrive the army would drop him like a red-hot bullet. It was only in war that they needed professionals like himself, like Harper, like the tough Germans who fought France in Britain's army. | Дорога взобралась на гребень, являя взорам неглубокую долину с деревенькой посреди. В деревне стояла кавалерия – тоже, вероятно, из наступающих на север войск. При виде многочисленных коней Шарп дал-таки раздражению выход – сплюнул под ноги. Проклятая кавалерия, черт бы побрал ее франтовство, чванливость и нескрываемую снисходительность к пехоте! Но при виде спешившихся кавалеристов Шарп устыдился своего гнева. Он узнал синие мундиры немецких легионеров, а немцев стоило уважать за профессионализм – он ведь и сам был профессиональным солдатом. Хоть и поневоле. Когда нет денег на офицерский патент, будущее зависит только от твоего ума и опыта. Опыта было хоть отбавляй. Из своих тридцати трех лет Шарп семнадцать провел в строю. Первое время служил рядовым, потом сержантом, и вдруг – головокружительный прыжок в офицеры, и каждое продвижение по службе добыто на поле боя. Он дрался во Фландрии, в Индии, а теперь – на полуострове, и всегда прекрасно понимал: если вдруг наступит прочный мир, он вылетит из армии, как раскаленное докрасна пушечное ядро. Только на войне нужны такие мастера, как он, как Харпер, как жилистые немцы, сражавшиеся с французами в армии английского короля. |
| He halted the Company in the village street under the curious gaze of the cavalrymen. One of them, an officer, hitched his curved sabre off the ground and walked over to Sharpe. 'Captain? The cavalryman made it a question because Sharpe's only signs of rank were the faded scarlet sash and the sword. | На деревенской улице, под любопытными взорами кавалеристов, Шарп скомандовал: «Рота! Стой!» Один из немцев, офицер, выдернул из земли кривую саблю и подошел к Шарпу. – Капитан? – Легионеру пришлось спросить – на звание Шарпа указывали только красный пояс и палаш. Шарп кивнул. |
| Sharpe nodded. 'Captain Sharpe. South Essex. | – Капитан Шарп. Южный Эссекский. |
| The German officer's eyebrows went up; his face split into a smile. 'Captain Sharpe! Talavera! He pumped Sharpe's hand, clapped him on the shoulder, then turned to shout at his men. The blue-coated cavalry grinned at Sharpe, nodded at him. They had all heard of him: the man who had captured the French Eagle at Talavera. | У немецкого офицера брови полезли вверх, губы расползлись в улыбке. – Капитан Шарп! Талавера! – Он стиснул Шарпу руку, хлопнул его по плечу и повернулся выкрикнуть несколько слов своим людям. Глядя на Шарпа, кавалеристы в синем заухмылялись, закивали. Кто ж не слыхал об английском офицере, который в бою при Талавере захватил французского «орла»? |
| Sharpe jerked his head towards Patrick Harper and the Company. 'Don't forget Sergeant Harper, and the Company. We were all there. | Шарп мотнул головой, указывая на Патрика Харпера и роту. – Не забывайте про сержанта Харпера и ребят. Мы все там были. |
| The German beamed at the Light Company. 'It was well done! He clicked his heels to Sharpe and gave the slightest nod. 'Lossow. Captain Lossow at your service. You going to Celorico? The German's English was accented but good. His men, Sharpe knew, would probably speak no English. | Немец просиял, глядя на людей Шарпа. – Славно поработали! – Он снова повернулся к Шарпу, щелкнул каблуками и едва заметно кивнул. – Лассау. Капитан Лассау, к вашим услугам. В Келорико путь держите? По-английски немец говорил неплохо, хотя и с акцентом. Но его солдаты, предположил Шарп, вряд ли знают английский. |