|
[Alpha]
|
сервис для параллельного чтения книг сайт адаптирован под мобильные устройства изучайте английский язык, читая любимые книги 1500 книг в нашей базе на данный момент тексты произведений представлены с образовательной целью (изучение иностранных языков) |
full version |
|
 обратная связь
|
| THE MUTINY OF THE ELSINORE | Джек ЛОНДОН |
| by Jack London | МЯТЕЖ НА «ЭЛЬСИНОРЕ» ГЛАВА I |
| CHAPTER IFrom the first the voyage was going wrong. Routed out of my hotel on a bitter March morning, I had crossed Baltimore and reached the pier-end precisely on time. At nine o’clock the tug was to have taken me down the bay and put me on board the Elsinore , and with growing irritation I sat frozen inside my taxicab and waited. On the seat, outside, the driver and Wada sat hunched in a temperature perhaps half a degree colder than mine. And there was no tug. | С самого начала путешествие не предвещало ничего доброго. Поднятый с постели в холодное мартовское утро (на дворе был лютый мороз), я вышел из моего отеля, проехал Балтимору и явился на пристань как: раз вовремя. В девять часов катер должен был перевезти меня через бухту и доставить на борт «Эльсиноры», и я, промерзший насквозь, сидел в моем таксомоторе и с возрастающим раздражением ждал. На наружном: сиденье ежились от холода, шофер и мой Вада, при температуре, пожалуй, еще на полградуса пониже, чем внутри. А катер все не показывался. |
| Possum, the fox-terrier puppy Galbraith had so inconsiderately foisted upon me, whimpered and shivered on my lap inside my greatcoat and under the fur robe. But he would not settle down. Continually he whimpered and clawed and struggled to get out. And, once out and bitten by the cold, with equal insistence he whimpered and clawed to get back. | Поссум, сценок фокстерьер, легкомысленно навязанный мне Гольбрэтом, скулил и дрожал под моим теплым: пальто и меховым плащом и ни за что не хотел угомониться. Он не умолкая визжал и царапался, стараясь вырваться: на свободу. Но стоило ему высунуть мордочку и почувствовать укусы мороза, как он снова и так же настойчиво принимался визжать и царапаться, заявляя о своем желании вернуться в тепло. |
| His unceasing plaint and movement was anything but sedative to my jangled nerves. In the first place I was uninterested in the brute. He meant nothing to me. I did not know him. Time and again, as I drearily waited, I was on the verge of giving him to the driver. Once, when two little girls—evidently the wharfinger’s daughters—went by, my hand reached out to the door to open it so that I might call to them and present them with the puling little wretch. | Этот непрекращающийся визг и беспокойная возня действовали отнюдь не успокоительно на мои натянутые нервы. Начать с того, что этот зверек нимало не был мне интересен. Я его не знал и не питал к нему нежных чувств. Несколько раз, утомленный ожиданием, я был уже готов отдать его шоферу. А один раз, когда мимо нас проходили две девочки (должно быть, дочки смотрителя пристани), я потянулся было к дверце мотора, чтобы подозвать их и презентовать им это несносное, скулящее существо. |
| A farewell surprise package from Galbraith, he had arrived at the hotel the night before, by express from New York . It was Galbraith’s way. Yet he might so easily have been decently like other folk and sent fruit . . . or flowers, even. But no; his affectionate inspiration had to take the form of a yelping, yapping two months’ old puppy. And with the advent of the terrier the trouble had begun. The hotel clerk judged me a criminal before the act I had not even had time to meditate. And then Wada, on his own initiative and out of his own foolish stupidity, had attempted to smuggle the puppy into his room and been caught by a house detective. Promptly Wada had forgotten all his English and lapsed into hysterical Japanese, and the house detective remembered only his Irish; while the hotel clerk had given me to understand in no uncertain terms that it was only what he had expected of me. | Этот прощальный подарок Гольбрэта привезен был из Нью-Йорка экспрессом и явился в мой отель сюрпризом накануне ночью. Обычная манера Гольбрэта. Что стоило ему поступить прилично, как все люди, и прислать мне фруктов или… даже цветов. Так нет же: дружеские чувства его любящего сердца непременно должны были выразиться в образе визжащего, тявкающего двухмесячного щенка. |
| Damn the dog, anyway! And damn Galbraith too! And as I froze on in the cab on that bleak pier-end, I damned myself as well, and the mad freak that had started me voyaging on a sailing-ship around the Horn. | Черт бы побрал эту собаку! Черт бы побрал и Гольбрэта! И, замерзая в моем моторе на этой проклятой пристани, открытой всем ветрам, я заодно проклинал и себя, и сумасбродную свою затею объехать на парусном судне вокруг мыса Горна. |
| By ten o’clock a nondescript youth arrived on foot, carrying a suit-case, which was turned over to me a few minutes later by the wharfinger. It belonged to the pilot, he said, and gave instructions to the chauffeur how to find some other pier from which, at some indeterminate time, I should be taken aboard the Elsinore by some other tug. This served to increase my irritation. Why should I not have been informed as well as the pilot? | Около десяти часов на пристань явился пешком: неописуемого вида юноша с каким-то свертком в руках, который через несколько минут был передан мне смотрителем пристани. «Это для лоцмана», – сказал он и дал шоферу указание, как добраться до другой пристани, откуда через неопределенное время меня должны будут доставить на «Эльсинору» другим катером. Это только усилило мое раздражение. Почему же не уведомили меня об этом раньше? |
| An hour later, still in my cab and stationed at the shore end of the new pier, the pilot arrived. Anything more unlike a pilot I could not have imagined. Here was no blue-jacketed, weather-beaten son of the sea, but a soft-spoken gentleman, for all the world the type of successful business man one meets in all the clubs. He introduced himself immediately, and I invited him to share my freezing cab with Possum and the baggage. That some change had been made in the arrangements by Captain West was all he knew, though he fancied the tug would come along any time. | Через час, когда я все еще сидел в автомобиле, но уже на другой пристани, явился наконец лоцман. Я не мог себе представить ничего менее похожего на лоцмана. Передо мной стоял никак уж не сын моря в синей куртке, с обветренным лицом, а сладкоречивый джентльмен, чистейший тип преуспевающего дельца, каких можно встретить в каждом клубе. Он тотчас же представился мне, и я предложил ему место в моем промерзшем моторе рядом с Поссумом и моим багажом. Перемена в расписании произошла по распоряжению капитана Уэста – вот все, что было известно ему. Впрочем, он полагал, что пароходик придет за нами рано или поздно. |
| And it did, at one in the afternoon, after I had been compelled to wait and freeze for four mortal hours. During this time I fully made up my mind that I was not going to like this Captain West. Although I had never met him, his treatment of me from the outset had been, to say the least, cavalier. When the Elsinore lay in Erie Basin , just arrived from California with a cargo of barley, I had crossed over from New York to inspect what was to be my home for many months. I had been delighted with the ship and the cabin accommodation. Even the stateroom selected for me was satisfactory and far more spacious than I had expected. But when I peeped into the captain’s room I was amazed at its comfort. When I say that it opened directly into a bath-room, and that, among other things, it was furnished with a big brass bed such as one would never suspect to find at sea, I have said enough. | И он пришел в час дня, после того, как я был принужден прождать на морозе четыре убийственных часа. За это время я окончательно решил, что возненавижу капитана Уэста. Правда, мы с ним ни разу еще не встречались, но его обращение со мной с самого начала было по меньшей мере развязно. Еще в то время, когда «Эльсинора», вскоре по прибытии из Калифорнии с грузом ячменя, стояла в бассейне Эри, я приезжал из Нью-Йорка нарочно, чтобы ознакомиться с судном, которому предстояло много месяцев быть моим домом. Я пришел в восторг и от судна и от устройства кают. Вполне удовлетворяла меня и предназначенная мне офицерская каюта, оказавшаяся даже просторнее, чем я ожидал. Но когда я заглянул в каюту капитана, то был поражен царившим в ней комфортом – достаточно упомянуть, что дверь из нее открывалась прямо в ванную, и что в числе удобной мебели там стояла большая бронзовая кровать, присутствие которой никак нельзя было подозревать на судне дальнего плавания. |
| Naturally, I had resolved that the bath-room and the big brass bed should be mine. When I asked the agents to arrange with the captain they seemed non-committal and uncomfortable. “I don’t know in the least what it is worth,” I said. “And I don’t care. Whether it costs one hundred and fifty dollars or five hundred, I must have those quarters.” | Естественно, я решил, что и эта ванная, и эта чудная кровать должны быть моими. Когда я попросил моих агентов уладить это дело по соглашению с капитаном, они, как мне показалось, смутились и не выразили ни малейшей готовности исполнить мою просьбу. – Я не имею понятия, во сколько это мне обойдется, но это неважно, – сказал я. – Полтораста долларов или пятьсот – все равно: я готов заплатить, если мне отдадут эту каюту. |
| Harrison and Gray, the agents, debated silently with each other and scarcely thought Captain West would see his way to the arrangement. “Then he is the first sea captain I ever heard of that wouldn’t,” I asserted confidently. “Why, the captains of all the Atlantic liners regularly sell their quarters.” | Мои агенты Гаррисон и Грэй посоветовались между собою и затем высказались в том смысле, что едва ли капитан Уэст пойдет на эту сделку. – В первый раз слышу о таком капитане морского судна, который может на это не согласиться, – заявил я с убеждением. – Капитаны всех атлантических линий постоянно продают свои каюты. |
| “But Captain West is not the captain of an Atlantic liner,” Mr. Harrison observed gently. | – Но капитан Уэст не из тех, которые служат на атлантических линиях, – заметил мягко мистер Гаррисон. |
| “Remember, I am to be on that ship many a month,” I retorted. “Why, heavens, bid him up to a thousand if necessary.” | – Не забывайте, что мне придется много месяцев прожить на судне, – возразил я. – Ну, предложите ему тысячу, если нужно. |
| “We’ll try,” said Mr. Gray, “but we warn you not to place too much dependence on our efforts. Captain West is in Searsport at the present time, and we will write him to-day.” | – Попытаемся, – сказал мистер Грэй. – Но предупреждаем: не слишком полагайтесь на результат наших попыток. Капитан Уэст в данный момент в Сирспорте, и мы сегодня же напишем ему. |
| To my astonishment Mr. Gray called me up several days later to inform me that Captain West had declined my offer. “Did you offer him up to a thousand?” I demanded. “What did he say?” | Спустя несколько дней мистер Грэй зашел ко мне и сообщил, к моему удивлению, что капитан Уэст отклонил мое предложение. |
| “He regretted that he was unable to concede what you asked,” Mr. Gray replied. A day later I received a letter from Captain West. The writing and the wording were old-fashioned and formal. He regretted not having yet met me, and assured me that he would see personally that my quarters were made comfortable. For that matter he had already dispatched orders to Mr. Pike, the first mate of the Elsinore , to knock out the partition between my state-room and the spare state-room adjoining. Further—and here is where my dislike for Captain West began—he informed me that if, when once well at sea, I should find myself dissatisfied, he would gladly, in that case, exchange quarters with me. | Через день я получил письмо от капитана Уэста. И почерк и язык были старомодны, тон – официальный. Он выражал сожаление, что мы с ним до сих пор не встречались, и спешил заверить меня, что лично присмотрит за тем, чтобы мое помещение было удобно. Он уже сделал на этот счет некоторые распоряжения: написал мистеру Пайку, старшему своему помощнику на «Эльсиноре», чтобы тот приказал снять переборку между отведенной мне офицерской каютой и такою же свободной каютой, смежной с ней. Затем – с этого-то и началась моя антипатия к капитану Уэсту – он добавлял, что если, когда мы выйдем в море, я все-таки буду недоволен моим помещением, он охотно уступит мне свою каюту. |
| Of course, after such a rebuff, I knew that no circumstance could ever persuade me to occupy Captain West’s brass bed. And it was this Captain Nathaniel West, whom I had not yet met, who had now kept me freezing on pier-ends through four miserable hours. The less I saw of him on the voyage the better, was my decision; and it was with a little tickle of pleasure that I thought of the many boxes of books I had dispatched on board from New York . Thank the Lord, I did not depend on sea captains for entertainment. | Понятно, после такого отпора я решил, что ничто не принудит меня воспользоваться бронзовой кроватью капитана Уэста. И это был тот самый капитан Уэст, которого я в глаза не видал и который теперь продержал меня на морозе целых четыре невыносимых часа. Чем меньше будем мы видеться во время плавания, тем лучше, – думал я. И не без удовольствия вспомнил об огромном числе ящиков с книгами, отправленных мной на «Эльсинору» из Нью-Йорка. Слава Богу, я не зависел ни от каких капитанов: у меня было чем развлечься и без них. |
| I turned Possum over to Wada, who was settling with the cabman, and while the tug’s sailors were carrying my luggage on board I was led by the pilot to an introduction with Captain West. At the first glimpse I knew that he was no more a sea captain than the pilot was a pilot. I had seen the best of the breed, the captains of the liners, and he no more resembled them than did he resemble the bluff-faced, gruff-voiced skippers I had read about in books. By his side stood a woman, of whom little was to be seen and who made a warm and gorgeous blob of colour in the huge muff and boa of red fox in which she was well-nigh buried. | Я передал Поссума Ваде, сидевшему рядом с шофером, и пока матросы перетаскивали на пароходик мой багаж, лоцман повел меня знакомиться с мистером Уэстом. С первого же взгляда мне стало ясно, что он был таким же капитаном, как этот лоцман был лоцманом. Видал я лучших представителей этой породы – капитанов пассажирских пароходов, – и этот походил на них не больше, чем на тех, широколицых, горластых шкиперов, про которых мне случалось читать в книгах. Рядом с ним стояла женщина. Но ее почти не было видно: это был какой-то цветной ком из великолепной теплой шубы, огромной муфты и боа из красной лисицы, в котором она исчезла почти без остатка. |